by elen » Sun Jan 26, 2020 10:40 pm
Не убивайте живую лошадь, она дышит...
В незапамятные времена проявлением гуманности считалось пристрелить больную или раненную лошадь, если шансов на ее выздоровление не оставалось. Дабы животное не мучилось. Но стрелять в живую, дышащую всеми фибрами души и кричащую своими безмолвными глазами: я тут....я жива!
Увы не знаю, почему мое воспаленное сознание создало именно такое сравнение лошади и спектакля, но зато честно. Итак, ближе к телу, как говорит мой друг следователь.
Слухи о том, что спектакль «Стеклянный зверинец» снимут и каждый раз как последний, витал над головами артистов, словно зловещее предзнаменование. Признаться честно, я и сама смотрела его всегда, как последний, пытаясь впитать в себя и в свою память каждую реплику, каждую частичку и ноту спектакля. Вся эта словесная какофония вызвана бурным протестом против, так сказать, изъятия спектакля из репертуара. Нельзя оставлять репертуар без такого художественного и антибытового спектакля. Ведь, если начинать сначала, то эта пьеса пронизана болью, которую прожил автор. Безумно благодатная почва для режиссера и актеров. И, возможно, поэтому (а так же благодаря таланту драматурга) спектакль живет. Что это значит? Это значит, что каждый раз артист проживает все заново и по-другому. Школа проживания ( пламенное здравствуйте Константину Сергеевичу Станиславскому) дает о себе знать, как школа наших артистов. Боль, которую мы видим в глазах актеров, слезы, которые искрятся в лучах софитов, словно через призму отражается и проникает в сердца зрителей.
Не знаю, прочтет ли девушка, которая сидела рядом со мной данный спич, но все же я упомяну ее. В антракте она достала телефон и с кем-то разговаривала, на том конце провода (забавно, но смешно сейчас использовать данную присказку) поинтересовались что же она смотрит. Зрительница не скрывала своего восторга, на каждом показе этого театрального действа она была ; это самый ее любимый спектакль. В конце, на поклоне артистов, она, как и я плакала. А музыка? Мне порой кажется, что композитор Ludovico Einuandi (дабы не коверкать на русском), увидев Машин спектакль, сказал ей: я напишу музыку для твоего творения! Ведь все элементы Машиного детища словно мозаика сложились в единую конструкцию. Музыка, от которой хочется вынуть сердце, чтоб оно не сжималось (кажется, у меня кризис литературный, ведь я точно уже использовала такую метафору); декорации, которые как канва точно вписываются в правду, принаряженную иллюзией; актеры, которые мучаются, переживают, страдают, словно нет никакой другой жизни, кроме той, что на сцене.
Одного спектакля, который был откровенно необычен для дзержинского неизбалованного (как московского) зрителя, в котором были все интересные составляющие: музыка, костюмы, декорации, сценические решения, подача мы уже лишились, хотя добрая половина зрителей его так и не успела посмотреть. Я говорю про спектакль "Non dolet".
Давайте, все таки не будем стрелять в лошадь, ведь она еще дышит, еще бьет копытом....