Администрация города Дзержинска Нижегородской области
Муниципальное бюджетное учреждение культуры

ДЗЕРЖИНСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ

Я люблю театр, 
который не скрывает своей театральности

       Последней премьерой 69-го театрального сезона будет спектакль по пьесе В.Семеновского "Жизнь артиста".
  
   Над постановкой работает режиссер Михаил Смоляницкий. Предлагаем вам небольшое интервью с режиссером.

КРАТКАЯ СПРАВКА

 Михаил Смоляницкий – режиссер, сценарист.
Родился 11 августа 1969 года в Москве. Окончил РГГУ (Историко-архивный институт) в 1992 году и режиссерский факультет театрального училища им. Б.В. Щукина в 2000 году. С 1990 г. начал публиковаться как прозаик и журналист. В 1991-1995 гг. – корреспондент отдела искусств еженедельника «Столица». С 1995 г. - сценарист и режиссер телепрограмм. Автор книги прозы «Война и м р» (2003). Ставил спектакли (в том числе по собственным пьесам и обработкам) в Москве и Барнауле. Сценарист ряда телевизионных художественных фильмов, в том числе «Танцор» (2003), «Фаворский» (2005), «Преступление и наказание» (по Ф.М. Достоевскому, 2007).

– Михаил Владимирович, наверное, будет правильно, если мы начнем беседу с того, что Вы немного расскажете о себе и о том, как пришли в театр.
Я учился в высшем театральном училище им. Б.В.Щукина при Государственном академическом театре им. Е.Вахтангова. Руководители курса - профессор М.Р. Тер-Захарова и профессор, народный артист РФ, лауреат Государственной премии РФ Л.Е.Хейфец. И если для Леонида Ефимовича это был первый его курс, первый набор в этом вузе, то для Марианны Рубеновны, к сожалению, он оказался последним - она скончалась за неделю до показа нашего дипломного спектакля.
– До училища Вы окончили МГИАИ. Но историк-архивист чаще всего представляется нам человеком, зарывшимся в книги… А тут – театр, совершенно другая стихия.
– Ну, еще до института я занимался и играл в театральной студии, потом, в институте – в другой. Обе были довольно известны в Москве тогда, в середине – конце 80-х – а это было время расцвета студийного движения, оно составляло ощутимую конкуренцию профессиональным театрам, да некоторые тогдашние студии и сами потом стали профессиональными театрами. Сразу после школы я поступал в театральные вузы и был близок к цели, но все же не поступил. Поступил вместо этого в историко-архивный, который тогда, с приходом на пост ректора Юрия Николаевича Афанасьева, стал очень популярным. И учеба там меня действительно настолько увлекла, что на театральные вузы я махнул рукой.
– Это был своего рода форпост перестройки…
– Вроде того. Кипела интеллектуальная жизнь, было интересно.
Писал я с отрочества, к концу института стал публиковаться и какое-то время полагал, что буду заниматься литературой. В то же время, зарабатывая журналистикой, я писал главным образом о том, что лучше всего знал и по-прежнему любил – о театре. И настал, наконец, момент, когда я почувствовал, что мне больше невмоготу быть только наблюдателем театральной жизни, пусть и профессиональным. Что я хочу быть не извне, а внутри.
  – При поступлении в Щукинское училище Вы выбрали не актерский факультет, а режиссуру. Почему?
– Ну, на актерский было поздновато, да уже и не хотелось. На режиссерском, впрочем, мы тоже много играли – так построено обучение. Но, конечно, режиссура – это другая профессия: искусство создавать целое из разнородных компонентов.
Между тем параллельно обучению я работал на телевидении, где потихоньку начиналось развитие нового телевизионного кино – телесериалов в широком смысле. И как раз к моему выпуску стали открываться первые возможности попробовать себя в этой области – писать сценарии. В результате это и стало моей основной профессией на долгие годы.
Видите ли, я обнаружил, что телесериал в его лучших проявлениях как бы аккумулирует в себе всё, что я люблю и умею. Его сценарий с необходимостью должен представлять собой синтез драматургического и романного начала – и соответствующих приемов. А как готовое произведение сериал – это одновременно и кино, и, в том, что касается актерского существования, театр. Как раз тот, которому нас учили мастера: театр подробного психологического проживания. 
Иными словами, я обнаружил, а потом убеждался в этом всё больше, что лучшая школа для создателей сериала – именно та, которую мы прошли в училище: школа анализа драмы – ее ткани, ее структуры, даже микроструктуры. Это, как бы объяснить, нечто подобное исследованию микромира в физике элементарных частиц, которое только и позволяет понимать Вселенную как целое. Так вот знание и понимание того, как складывается драматическое целое на уровне своих «элементарных частиц», необходимо равно драматургу и режиссеру: первому оно позволяет создавать «вселенные» на бумаге, второму – переводить их в пространство сцены или в ленту кадров.
Все знают, какой необычайный расцвет переживает мировое телевизионное кино последние лет 15. В лидерах тут – сериалы американские, и это, помимо прочего, объясняется как раз тем, о чем я говорю: все театральные и кино-факультеты и школы США основывают свое обучение прежде всего на том самом анализе драматической структуры. То есть, собственно говоря, на фундаментальных открытиях русской театральной школы – открытиях Станиславского, Михаила Чехова и их последователей. Сценаристы, режиссеры, актеры – все проходят такую школу и впитывают ее «на клеточном уровне».
При этом в Москве сейчас – пруд пруди сценарных курсов, обучающих по американским учебникам и методикам. То есть, в некотором роде занимающихся обратным переводом своего же родного с иностранного.  И смех, и грех, как говорится. Ну, а еще грешней и смешней та продукция, которая, несмотря на все эти курсы, в последние годы почти безраздельно заполонила российские телеэкраны. К названному расцвету она, понятно, не имеет ровно никакого отношения. Но – это отдельная тема. Напоследок скажу только, что и современная российская театральная драматургия была бы гораздо лучше, если бы имела в основе всё ту же школу.      
– Именно поэтому для постановки в нашем театре выбрана не современная пьеса, а Достоевский?
– А вот и нет, я выбрал как раз современную пьесу – но находящуюся в своеобразном напряженном диалоге с Достоевским.
Автор пьесы Валерий Семеновский – знаменитый театральный критик, драматург.

КРАТКАЯ СПРАВКА

Валерий Оскарович Семёновский - российский театральный критик, драматург и редактор.
Окончил факультет журналистики МГУ (1974). В 1973—1987 гг. редактор журнала «Театр», в 2000 г. вернулся в журнал в должности главного редактора. В промежутке возглавлял издательство «Союзтеатр» (1987—1990) и журнал «Московский наблюдатель» (1991—1998). В 2008 г. уволен с должности главного редактора журнала «Театр» руководителем Союза театральных деятелей России Александром Калягиным — по предположению журналистов, в связи с масштабным выступлением журнала в поддержку режиссёра Анатолия Васильева, уволенного московским муниципальным руководством.
Автор пьес для музыкального театра «Беспечный гражданин» (1985), «Кошмарные сновидения Херсонской губернии» (1987), «Пышка» (2005, по новелле Мопассана). Для драматического театра написал пьесы «Тварь» (1999, по «Мелкому бесу» Ф. Сологуба), «Ловелас» (2005, по повести Достоевского «Бедные люди»), «Возвращение в Одессу» (2007, по «Золотому телёнку» Ильфа и Петрова), а также биографические драмы «Арто и его Двойник» (2002), «Любовь и смерть Зинаиды Райх» (2004). Пьесы Семёновского составили сборник «Книга представлений» (СПб.: Балтийские сезоны, 2009). В 2009 г. возглавил экспертную комиссию Международного фестиваля театральных школ «Подиум 2009».
Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Лауреат премии имени Александра Кугеля.

Пьесы, Валерия Семеновского, как правило, отталкиваются от какого-то литературного материала, но это не инсценировки, а фантазии на темы – в том же примерно смысле, как это делается в музыке. Такова и «Жизнь артиста» - которая, кстати, прямо и посвящена музыке и музыкантам; само название пьесы заимствовано у вальса Иоганна Штрауса-сына. И дух Штрауса, его божественное легкомыслие пронизывает пьесу уж во всяком случае не в меньшей степени, чем дух Достоевского, чья повесть «Неточка Незванова» послужила отправной точкой сюжета.
Достоевский, впрочем, тоже совсем не так мрачен, каким его многие привыкли считать. Даже без классических исследований М.М. Бахтина, открывших в Достоевском «карнавальное» мироощущение, ясно, что многое в сочинениях Достоевского идет от водевиля и фарса; что многие сцены и целые сюжеты Достоевского – это чистый анекдот.
Правда, анекдот этот обычно – «скверный»: несущий в самой своей сердцевине какую-то темноту, тяжесть. Вот их-то Семеновский и преодолевает своими драматургическими средствами, с которыми я пытаюсь соединить средства постановочные. Его пьеса – про обретение легкости. Той особой легкости, которая достигается – или даруется – только как выход из трагической безысходности. Отсюда и жанровое обозначение нашего спектакля – трагикомедия. В ходе действия тени сгущаются, персонажи в своем противостоянии с судьбой и самими собой оказываются в сумеречном тупике – но в финале им приоткрывается свет…

КРАТКАЯ СПРАВКА

«Неточка Незванова
»

Неоконченный роман Ф.М.Достоевского, над которым писатель работал в 1848-1849 годах.

Жизнь Неточки Незвановой прослеживается от 8 до 17 лет. Вначале девочка живёт с матерью и отчимом Ефимовым в каморке на чердаке большого петербургского дома.
В юности Ефимов был вольным кларнетистом у богатого и доброго помещика, из чьего оркестра ушёл после внезапной смерти своего друга, итальянского скрипача. Тот был «дурным человеком», но с чертами сверхъестественного. «Дьявол ко мне навязался», — вспоминал о нем впоследствии Ефимов. Итальянец завещал ему свою скрипку и выучил на ней играть. С тех пор Ефимовым овладело гордое сознание своей гениальности, исключительности, вседозволенности. Не испытывая никакой благодарности к помогавшим ему людям (помещику и графу), он пропивал деньги, даваемые ему для поездки в Петербург, где бы он мог развить свой талант. Лишь через семь лет беспорядочных скитаний по провинции он наконец оказался в столице.
Одарённый скрипач, но высокомерный, грубый и бесцеремонный человек, отчим живёт за счёт «злодейки» жены, якобы загубившей его талант. Не понимая их истинных взаимоотношений, Н. Н. страстно привязывается к «отцу» и мечтает после смерти больной матери уйти с ним в новую, счастливую жизнь.

– Пьеса и спектакль называются «Жизнь артиста». Значит ли это, что будет рассказана прежде всего история Ефимова, скрипача, положившего жизнь на утверждение собственной исключительности, а история самой Неточки останется где-то в стороне?
– По объему присутствия на сцене Ефимов действительно вроде бы главный герой, но ведь пьеса не называется «Ефимов и все-все-все» - она называется именно что «Жизнь артиста». А кто артист? Не только Ефимов, но и его друг Бархатов артист, и юный Силкин тоже артист, Инферниус, учитель Ефимова – артист из артистов, Анна, жена Ефимова – муза артиста, а в итоге оказывается, что Неточка тоже стала артисткой.
И потом, пьеса построена так, что все ее основное действие – это воспоминания Неточки. В первой сцене мы видим ее состарившейся и спившейся; ей являются покойные мать и отчим – и вынуждают ее начать сеанс воспоминаний длиной почти во всю пьесу. Причем у нас нет никакой возможности проверить, насколько правдивы эти воспоминания. Все события мы видим только такими, какими их себе представляет Неточка, пытаясь понять, как получилось, что ее жизнь сложилась именно так, как сложилась; эти ее попытки образуют сюжет, который «обрамляет» воспоминания. 
Ну, а что же внутри «рамы» - что вспоминает Неточка? Именно тот период своего детства и раннего отрочества, когда в ее с матерью жизнь вошел Ефимов. Вошел – и заразил жену и падчерицу особой «болезнью»: артистизмом. То есть - тягой к творчеству, к художественному совершенству. И эта «зараза» сломала Неточке жизнь, пустила ее наперекосяк. Так думает сама Неточка, ретроспективно оценивая свою жизнь – и так оно, в общем, и есть: в бытовом смысле. Но человеческое существование этим смыслом не исчерпывается – у него есть иное измерение: которое в финале и приоткрывается Неточке, воссоединяющейся с персонажами своих видений-воспоминаний.
Таким образом, перед нами – прежде всего история самопознания Неточки, поэтому я считаю, что это она, а не Ефимов – главный герой пьесы и спектакля.
– И все-таки – к чему быть готовым зрителю? К мрачной истории или к веселому водевилю?
– Зрителю нужно быть готовым к тому, что его будет бросать, как на качелях, от слез к смеху и обратно. То есть, я надеюсь, что нам такие качели удастся соорудить.
– Значит, не стоит готовить себя к безысходности петербургских повестей?
– История - об артистизме как даре и проклятии, а не о психологических и бытовых проблемах предположительно талантливого скрипача. Вы спросите, почему проблема артистизма должна волновать зрителя, который артистом не является и даже в родственниках никаких артистов, к счастью, не имеет? Да потому, что этот самый артистизм – лишь особо концентрированное выражение проблемы каждого, абсолютно каждого человека. Ведь у каждого есть нечто заветное: то, что он сам о себе думает в глубине души, то, в чем видит свое призвание. И вот в буднях это заветное постоянно размывается, уносится потоком суеты.  Кто-то сдается потоку, кто-то пытается ему противостоять – оба варианта, в общем, у всех перед глазами. Да, но почему, собственно, всё устроено именно так? Почему жизнь враждебна творчеству? – ведь, казалось бы, они должны дружить: от творчества жизнь должна становиться краше! Почему столь многие люди вынуждены делать то, что они не любят - почему им не удается зарабатывать, делая то, к чему у них действительно лежит душа, то есть, тем, что у них, по идее, должно лучше всего получаться? Какие-такие силы постоянно мешают нам становиться самими собой?.. Вот вопросы спектакля.
В нем, как уже понятно, не будет ничего, что визуально напоминало бы о том шаблонном восприятии Достоевского, о котором мы говорили. Ни желтого фонаря, ни мрачных покосившихся стен, ни серого неба, ни холодного дождя. У нас всё белое, зеленое, красное – и ничего не изображающее, не иллюстрирующее: театральное пространство, прекрасное в своей условности. Условность эту будет подчеркивать пара особых персонажей, выглядящих, я бы сказал, как конферансье из варьете: это – проводники Неточки по извивам ее памяти, церемониймейстеры, «дирижеры» всего действия.
– Значит ли это, что спектакль будет в чем-то экспериментальным?
– Да нет, никаких новаций ради новаций. Нормальный современный театр, стремящийся сочетать откровенную театральность с человеческой достоверностью – «истиной страстей», как называл это Пушкин. Такой театр я всегда любил как зритель, такой и стараюсь делать как режиссер.
– Как выстраивается Ваша работа с артистами?
– Спектакль распределился - и распределился правильно. Атмосфера в театре очень хорошая. Работаем.
–Что ж, тогда – плодотворной работы и успешной премьеры.
– Спасибо.

Беседовал  Александр Расев


Чувство театра просто всегда со мной

Грядущая премьера спектакля, которым будет закрывать свой 69-й творческий сезон Дзержинский театр драмы, познакомит зрителей еще и с новым для города человеком. Над постановкой пьесы «Жизнь артиста» сейчас работает московский режиссер и сценарист Михаил Смоляницкий. Премьера спектакля запланирована на 9, 10 и 11 июня, а вот его создателя мы представим вам уже сегодня.
 
- Михаил Владимирович, для начала хотелось бы узнать немного о вас и о том, как вы пришли в театр. Ведь по первому образованию вы историк, позже окончили театральное училище, работали журналистом, много лет писали и пишете сценарии для телевизионных программ и сериалов. А какое место в вашей профессиональной деятельности занимает театр?

- Понимаете, театр всегда был и есть в моей жизни. Еще до института я занимался и играл в театральной студии, потом, в институте - в другой. Обе были довольно известны в Москве тогда, в середине - конце 80-х. Сразу после школы я поступал в театральные вузы и был близок к цели, но все же не поступил. Поступил вместо этого в историко-архивный, и учеба там меня действительно настолько увлекла, что на театральные вузы я махнул рукой. Но чувство театра все равно всегда было со мной.

Другое дело - моя карьера, если можно ее так назвать. Так вот, в моей карьере вышло так, что после выпуска уже из театрального училища театр занимал гораздо меньшее место, чем телевидение и кино. Можно сказать, что я сознательно не стал строить карьеру режиссера, который ставит один спектакль за другим (впрочем, позже я поставил несколько спектаклей, но каждый из них был, так сказать, проектом, чем-то штучным). На момент же окончания училища мне интереснее было участвовать в развитии нового телевизионного кино - телесериалов в широком смысле. Тогда стали открываться первые возможности попробовать себя в этой области - писать сценарии. В результате это и стало моей основной профессией на долгие годы.

А сегодня я, можно сказать, стою на перепутье, потому что, скажу вам честно, я почти не нахожу себе применения на современном телевидении и уже даже не уверен, что хочу находить это применение. Может быть, как раз и пришло время больше заняться театром?

- А что вы имеете в виду, говоря о трудностях работы на телевидении? Ведь сейчас, казалось бы, у опытного сценариста должно быть немало работы - на экраны постоянно выходят новые фильмы, сериалы, передачи.

- Да, но сами технические задания российских каналов таковы, что я вижу все меньше возможности им соответствовать - для этого нужно быть совсем другим человеком и автором. Ну, вы же сами видите, наверное, что сейчас показывают по телевизору, какие сериалы. Не смотрите? Ну и не смотрите. Есть что смотреть и без этого: мировое телевизионное кино вообще-то уже лет 15 переживает бурный расцвет.

- Михаил Владимирович, что вас связывает с дзержинским драматическим театром? Какими путями вы попали в наш город?

- С главным режиссером дзержинской драмы Андреем Сергеевичем Подскребкиным мы вместе учились в Щукинском училище. Я видел несколько спектаклей, поставленных им на этой сцене. Кстати, «Господин Пунтила…» - это фактически наш дипломный спектакль, созданный под руководством профессора, народного артиста РФ Леонида Ефимовича Хейфеца.

В этот раз меня пригласили в Дзержинск для работы над спектаклем, и я благодарен руководству театра за то, что мне предоставили возможность реализовать еще один проект. Пьесу я выбирал сам, мы предварительно ее, конечно, обсуждали. Андрей Сергеевич помог мне с распределением ролей. Работа идет, атмосфера в театре очень хорошая.

- Для вас как для режиссера существует ли какая-то разница, ставить спектакль в Москве для столичной публики или работать в небольшом городе, как Дзержинск?

- Ну, во-первых, нет какой-то одной столичной публики. Москва - это, по большому счету, проходной двор, и кто придет на спектакль - предугадать невозможно. Напротив, в Дзержинске, насколько мне известно, достаточно преданные своему театру зрители. Это значит, естественно, что в последние годы они привыкли к стилю Андрея Сергеевича. Ну а меня позвали как раз для того, чтобы попробовать какой-то новый стиль. Так что, возможно, спектакль будет не вполне обычным для дзержинцев. Но ведь это хорошо, не правда ли?

- Давайте расскажем немного о нем. Сразу приоткрою, наверное, небольшую тайну - в основе сюжета пьесы «Жизнь артиста» лежит фрагмент повести Достоевского «Неточка Незванова». Не значит ли это, что нас ждет серьезная, в какой-то степени даже мрачная постановка?

- Нет, хочу подчеркнуть сразу: «Жизнь артиста» - это современная пьеса, которая находится в своеобразном напряженном диалоге с Достоевским.
Ее автор Валерий Семеновский - знаменитый театральный критик, драматург, с которым я хорошо знаком и за творчеством которого слежу давно и неотступно. Пьесы Семеновского, как правило, отталкиваются от какого-то литературного материала, но это не инсценировки, а фантазии на темы - в том же примерно смысле, как это делается в музыке. Такова и «Жизнь артиста», которая, между прочим, прямо и посвящена музыке и музыкантам.
Достоевский, кстати, тоже вовсе не так мрачен, каким его многие привыкли считать. Многое в его сочинениях идет от водевиля и фарса, многие сцены и целые сюжеты - это чистый анекдот. Правда, анекдот этот обычно «скверный», несущий в самой своей сердцевине какую-то темноту, тяжесть. Вот их-то Семеновский и преодолевает своими драматургическими средствами, с которыми я пытаюсь соединить средства постановочные.
Да и вообще, сама ткань пьесы совсем не «достоевская». Просто используется один фабульный мотив из «Неточки Незвановой». Действие, соответственно, погружено в условную среду русского XIX столетия, и текст несколько стилизован в этом духе, но в то же время там есть очень тонкая игра: язык XIX века как бы перетекает, иногда буквально в границах одной реплики, в другие, более поздние пласты - вплоть до самого современного, сегодняшнего.

Это не значит, что в ткань классической речи вставлены нарочито узнаваемые современные словечки, как сейчас нередко делают, и делают очень глупо, поскольку под современным языком понимают почему-то обязательно сленг и всякие грубости, «язык подворотни». Ничего подобного тут нет и близко. Есть прежде всего современные смыслы, выраженные языком современного культурного человека. У сюжета и языка пьесы обширная культурная память: к современникам это сочинение обращается, перекликаясь с предшественниками, что придает ему особый смысловой объем.

- Значит, дзержинцам не стоит ждать каких-то экспериментов с классикой?

- Любое живое произведение - эксперимент. Но никаких новаций ради новаций у нас в спектакле нет. Нормальный современный театр, стремящийся сочетать откровенную театральность с человеческой достоверностью - «истиной страстей», как называл это Пушкин. Такой театр я всегда любил как зритель, такой и стараюсь делать как режиссер.

- Спасибо за беседу. Желаем успешной премьеры.

Справка:
Михаил Смоляницкий - режиссер, сценарист, писатель. Родился 11 августа 1969 года в Москве. Окончил РГГУ (Историко-архивный институт) в 1992 году и режиссерский факультет театрального училища им. Б.В. Щукина в 2000-м.
С 1990 г. начал публиковаться как прозаик и журналист. В 1991-1995 гг. - корреспондент отдела искусств еженедельника «Столица».
С 1995 г. - сценарист и режиссер телепрограмм. Автор книги прозы «Война и мир» (2003). Ставил спектакли (в том числе по собственным пьесам и обработкам) в Москве и Барнауле. Сценарист ряда телевизионных художественных фильмов, в том числе «Танцор» (2003), «Фаворский» (2005), «Преступление и наказание» (по Ф.М. Достоевскому, 2007).

Марина Ипатова
"Дзержинское время"