ДЗЕРЖИНСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ   

Не устоял перед «вьюгой»

Не устоял перед «вьюгой»

Сегодня, 14 февраля, в Дзержинском театре драмы состоится премьера спектакля «Морфий» (16+) по одноименному рассказу Михаила Булгакова. Произведение было опубликовано почти сто лет назад — в 1926 году и вошло в сборник «Записки юного доктора». Сюжет рассказа — поучительный и тяжелый. В Дзержинске его воспроизвели в своей интерпретации с сохранением классической — авторской версии в основе. Постановка получилась захватывающей, интригующей и даже отчасти — мистической. Не устоял перед «вьюгой»

Здоровье было налицо

Сюжет «Морфия», созданный Булгаковым, всем хорошо известен. Молодой талантливый врач Сергей Поляков попадает в глухой сельский участок (тогда так подразделяли медпункты), чтобы спасать «темных» местных крестьян от всех болезней: от дизентерии до дифтерии.

Уехав в глубинку, доктор пытается спастись от личных переживаний, ведь совсем недавно его предала жена — театральная исполнительница Амнерис. Воспоминания гнетут Полякова и по совпадению, а может быть нет, он впервые принимает морфий. Наркотик очень скоро приводит к зависимости, и молодой человек погибает.

В рассказе его метания и страдания приводятся в записях, которые перед смертью «морфинист» передает своему коллеге — врачу из ближайшего уездного города, тот до приезда Полякова работал на его участке. Погибший подробно описывает, как его затягивает в омут дурмана и он был не в силах отказаться от смертельного зелья. На кон поставлены жизни пациентов, успешная карьера и даже любовь с помощницей — медсестрой Анной К*. Но морфий забирает все.

По ту сторону сцены

В театре драмы «Морфий» (16+) поставили на «малой сцене». Если кто-то из зрителей там еще не был, обязательно посмотрите спектакль с нового «ракурса». Это само по себе уже маленькое приключение, ведь зрительные места находятся в святая святых любого театра — прямо на сцене.

Сцена как будто «поворачивается» «спиной» к большому зрительному залу, а зрители «малого» оказываются прямо рядом с артистами и всем, что происходит на сцене. Таким образом, можно стать не просто наблюдающим со стороны, а как бы участником действа. При этом, еще раз подчеркнем, сама сцена вовсе не малая, а самая настоящая. И, кажется, она даже больше той, что видно из привычного зала, ведь ее «глубина» простирается далеко-далеко — в этот самый зал. Есть где развернуться и фантазии, и действующим лицам. В «Морфии», к примеру, задействовано 17 артистов, в нескольких сценах они появляются одновременно. И не просто появляются, а воплощают весьма экспрессивные образы. Но об этом позже.

На этот раз все началось с метели.

Вьюжной ночью доктор Поляков (актер Денис Мартынов) прибыл на новое место службы, в полнейшую глушь и оказался главным целителем от всех болезней. Он вынужден то принимать роды, то ампутировать ноги, то резать горло маленькой девочке, чтобы та не задохнулась из-за заложенного от дифтерии горла.

Врач устает да еще находится в депрессии из-за постоянных воспоминаний о семейной драме. На помощь приходит заботливая и сострадающая Анна Кирилловна (Екатерина Максименко), которая раз за разом дает доктору успокоительное и обезболивающее от его физических и душевных ран лекарство - морфий. Поняв, что этим погубила ставшего дорогим человека, она умоляет Сергея прекратить прием наркотика, лечиться от зависимости, но слишком поздно...

«Морфий», да не тот

Если рассказ «Морфий» вам знаком в оригинальном виде или по фильму с таким же названием, знайте, что в нашем театре его «подадут» не похожим ни на то, ни на другое. Фильм слишком изобилует сценами жизни, работы и терзаний доктора, именно так его просто невозможно «произвести» на сцене. А булгаковские «записки», на наш взгляд, вообще «нематериальны», чтобы написать по ним в «чистом виде» театральный сценарий.

Режиссер Мария Шиманская объединила жизнь, работу, размышления и в итоге - «агонию» доктора Полякова в грозные революционные годы с его постоянными «потусторонними» видениями. На сцене картины реальности переплетаются с галлюцинациями врача: ему то и дело видится поющая царица Египетская (роль на сцене) — Амнерис.

На контрасте с Анной Кирилловной в белом халате она — в черном с головы до ног. Причем образ принимает такие масштабы, что Амнерис уже не одна, а целых три.

В наркотических фантазиях Полякова часто сливаются люди и мистические персонажи, живые и мертвые, все те, кого он недавно видел, с кем говорил. И все вокруг кружится, кричит, носится.

Не слишком ли много бесовщины? Нет, думается, здесь все имеет свое символическое значение и меру. Во-первых, все творчество Булгакова так или иначе переплетается с темными силами, иногда они губительны, иногда поучительны, но всегда - необходимы. Во-вторых, тяга к морфию — сама по себе уже от лукавого. В-третьих, такие массовые сцены дают возможность наиболее остро ощутить не только личную драму заблудшего человека, но и весь разлом истории того времени — грозовые военные годы, братоненавистничество, переворот всех устоев.

Билетов нет, но будут

Премьера «Морфий» (16+) будет идти в Дзержинском театре драмы четыре дня в феврале — с 14 по 17 числа, а также 3 марта. Все билеты на спектакль в эти даты давно раскуплены, так как малая сцена вмещает всего около 100 человек.

Почему же премьерный спектакль поставили не на большой сцене, чтобы его смогли посмотреть сразу все желающие? Этот вопрос оставался вопросом недолго.

«Морфий», уж извините за грубое слово, продукт специфический. С одной стороны, он рассказывает о медленной и мучительной гибели от «тоскливого состояния» молодого человека, перспективного специалиста. То есть является весьма поучительным. А с другой, довольно тяжел для восприятия, по-настоящему натуралистичен и трагичен.

Это спектакль камерный. Глядя на сцену, хочется остаться один на один с собой и задуматься, всегда ли хватит сил сказать «нет» всем искушениям и не сдаться под бременем обстоятельств.

«Малая сцена», а точнее «малый зал» в нашем театре драмы располагает к этому как нельзя лучше.

Вы тоже наверняка задумаетесь над «Морфием» и все поймете.

Елена Родионова
"Дзержинское время"

Получилось потрясающе

Не знаю с чего начать ... Спектакль понравился определенно, выходя из театра поймал себя на мысли что определенно посмотрю его еще раз. Поразила самоотдача актеров, про каждого скажу кратко.

Денис Мартынов отлично исполнил перевоплощение доктора из рассуди?тельного состояния интеллигентного человека в состояние зависимого больного, нет слов БРАВО. Екатерина Максименко: очевидно сострадание и влюблённость к больному Полякову и от части чувство вины за первую инъекцию сделанную ему...

Иван Никулин , Павел Кузубов: воплощение русского мужика сила, воля и дух.... Тяжелые чемоданы как пушинки , а серьезная болезнь "неет не слышал, само пройдет". Черт возьми, в глубинке Русской в деревнях за частую так и осталось всё... Мега по настоящему и правдиво.

Артём Баранов - мастер реализма, обморок, распитие водки и состояние под алкоголем, выплеск эмоций его героя -"Анекдот !-вся жизнь анекдот", - моё почтение мастерству.

Татьяна Зинина, Мария Шиманская, Наталья Дунаева: шикарный образ - некое мистическое, даже, не в обиду сказано, демоническое трио, в образе смесь Клеопатры и Малифисенты, грация, размеренность , пластика в каждом движении. Вообще, театральная лаборатория определенно дает свои плоды это наглядно видно у всех актеров в данном спектакле особо проявляется при танце под морфием - хореография суперская.

Наша замечательная молодёжь в лице Елизаветы Чежеговой, Олега Костыря, Марии Евстигнеевой, Вадима Кузнецова, Дмитрия Кафтасьева ребята вы мега крутые.

Елизавета Чежегова вокальное исполнение просто неожиданно и мощно - по русски, душевно.

Вадим Кузнецов - ярко и эмоционально как в роли Бомгарда так и в роли конторского чиновника, а необычные пируэты на четырех конечностях во время танца под морфием это что -то с чем то, очень энерго затратно физически сложно для актера и необычно для глаза зрителя.

Мария Евстигнеева: не каждому актеру за спектакль приходится несколько раз , при том в роли разных людей побывать на операционном столе, лишиться конечности, стать матерью в сложной ситуации, или же умоляя не отдавать, своего ребенка под скальпель доктора, да в конце концов умереть дважды... -высшая оценка артистизма.

Игорь Николаевич Тарасов, Лариса Михайловна Шляндина, Надежда Евгеньевна Бычкова, актеры с огромным опытом их работа в этом спектакле не менее значима, они великолепны все огромные молодцы...

Очень ждал этого спектакля с момента первого анонса что Мария Шиманская будет воплощать этот рассказ М. Булгакова на сцене нашего театра, наконец-то посмотрел... Всем советую к просмотру получилось изрядно потрясающе. Наблюдая за спектаклем понимаю что "Мелочи не играют решающей роли, они играют все!"

Спасибо огромное за этот кайф от "Морфия" это просто пушка.

Дмитрий Песков

"Морфий" Михаила Булгакова

В Дзержинском театре драмы на прошлой неделе состоялась премьера спектакля «Морфий» по мотивам произведений Михаила Булгакова. Забегая вперед, скажу, что новый спектакль – безусловный шедевр. Корреспондент «Дзержинских ведомостей» пообщался с исполнителем главной роли Денисом Мартыновым и режиссером-постановщиком Марией Шиманской.

История болезни

«Морфий» - рассказ Михаила Булгакова, опубликованный в 1926 году. Соответствует по содержанию, но формально не входит в сборник «Записки юного врача». В основе - реальные обстоятельства из жизни писателя - пристрастие к морфию, во время работы врачом в селе Никольском (Смоленская губерния) в 1916—1917 годах. Жанр спектакля - история болезни. Болезнь страшная – наркотическая зависимость. Текст Булгакова сегодня актуален как никогда.
Молодой врач приезжает в сельскую глубинку. На дворе 1917 год, тема революций, но об этом говорится как-то походя, без акцента. Главная тема булгаковского текста и спектакля Марии Шиманской – не социальные потрясения, а рассказ о том, как человек становится наркоманом. Цитируем текст «Морфия», где зафиксирован дневник уездного лекаря Полякова:
«2 марта. Слухи о чем-то грандиозном. Будто бы свергли Николая II.
10 марта. Там происходит революция. День стал длиннее, а сумерки как будто чуть голубоватее. Таких снов на рассвете я еще никогда не видел. Это двойные сны».
Сначала доктор в восторге от чудесного снадобья : «Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека». Потом наступает прозрение : « Я - полутруп... весь день я живу ночным впрыскиванием накануне. Воздух не сытный, его глотать нельзя... в теле нет клеточки, которая бы не жаждала... Чего? Этого нельзя ни определить, ни объяснить. Словом, человека нет. Он выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия». « Дальше – больше : «У меня начался распад моральной личности. …Шорохов пугаюсь, люди мне ненавистны во время воздержания. Я их боюсь».

Подарок для режиссера

Беседуем с режиссером-постановщиком Марией Шиманской.

- Мария, почему решили обратиться к раннему творчеству Михаила Булгакова?
- Идею мне предложил наш директор Юрий Викторович Кислинский, а я с радостью за нее ухватилась. Булгаков - гений. Любое его произведение - подарок для режиссера.

- Мне показалось, что события в спектакле очень созвучны нашему времени, включая тему наркотиков и политических катаклизмов. Или таких параллелей искать не надо?
- Классика потому и является классикой, что она не теряет своей актуальности в любое время. События в рассказе охватывают временной промежуток с 20 января 1917 года по 13 февраля 1918 года. Это время потрясений и революций. Рассказ автобиографичен, Булгаков сам пережил и зависимость от морфия, и это страшное время. Он знал, о чем писал. Мы ставили про это. Ну а дальше уж вам, как зрителю, решать созвучно это или нет.

- Любовная тема у Булгакова я (доктор и медсестра), насколько я помню, не столь четко выражена, как в вашем спектакле…

- Запись доктора Полякова в дневнике от 1 марта звучит так: «Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключены на необитаемый остров». По-моему, достаточно открыто. Это, во-первых. Во- вторых, Булгаков все-таки написал рассказ, а не пьесу. Моя же задача, как постановщика, состоит в том, что мне нужно рассказать зрителям историю, которую будет интересно смотреть. То есть нужно этот рассказ адаптировать для театра, сочинить пьесу. Что я и сделала. Какие-то линии нужно было усилить, какие-то изменить, но так аккуратно, чтобы от автора не уйти. Мы честно пишем на афише, что спектакль по мотивам рассказов. Задача не простая, но, на мой взгляд, у нас все получилось.

Счастье для театра

- Как бы вы определили трех женщин в черном, которые таинственно появляются на сцене на протяжении всего спектакля? Кто они? Смерть, болезнь или еще что-то?

- Смерть, болезнь, судьба - это все они. Вся история начинается с того, что от Полякова уходит жена, которую он называет именем египетской царицы Амнерис из оперы Верди «Аида». Именно это событие решает его дальнейшую судьбу и уносит его, как «клочок изорванной газеты», в глушь, которую сами обитатели называют «тьмой египетской». Египет у Булгакова тоже не случаен, ведь он связан с культом смерти. А морфий -это смерть. Опять же, Булгаков сам называл себя мистическим писателем. Вспомните, ведь практически во всех его произведениях есть такие мотивы. Поэтому присутствие таких персонажей я считаю вполне оправданным.

- Очень эффектно смотрятся видения больного доктора, когда на сцене под депрессивную музыку корчатся люди-тени. В театре, насколько я помню, в последнее время, были курсы по пластике для актеров. Результат – налицо?

- Вы сами ответили на свой вопрос. Только не курсы по пластике, а пластическая лаборатория с прекрасными хореографами Михаилом и Ириной Захаровыми.

- Перед началом сезона в театр пришли молодые актеры. Кто-то из них занят в спектакле?

- Все. Лиза Чежегова играет Аксинью. Олег Костыря – фельдшера Гореловской больницы, Льва Ароновича. Дима Кафтасьев - аптекарь. Вадик Кузнецов - доктор Бомгард и конторщик. Также они работают во всех массовых сценах. Скучать им там не приходится.

- Почему малая сцена? Мне кажется, спектакль очень хорош и достоин большой сцены…

-В «Морфии» задействована сцена, весь зрительный зал и даже балкон. Такая ли она малая? По охвату пространства, пожалуй, эта самый масштабный спектакль, что есть у нас в репертуаре. А вот то, что эту историю хочется рассказывать «глаза в глаза» зрителю, это другой вопрос. Вывернутая наизнанку жизнь Доктора Полякова отражается в вывернутом пространстве сцены. И очень важно, чтобы зрители, которые пришли смотреть спектакль, на два часа стали участниками этой жизни.

- Почему зрители должны посмотреть спектакль? Чем « Морфий» может привлечь молодёжь?

- Здорово, когда зрители хотят прийти на спектакль. А самое прекрасное, что наших зрителей и уговаривать не нужно. У нас очень театральный город, несмотря на то, что театров всего два. Почему есть интерес к «Морфию»? Причин множество: автор, название, трактовка, любимые артисты и так далее. Билеты раскупают за два часа - это ли не счастье для театра? И молодежь идет в театр по тем же причинам. Мы видим это по заполняемости зала. Значит мы на верном пути.

Денис Мартынов, исполнитель роли доктора Полякова

- Роль сложная. Особенно эмоционально трудно работать во втором акте, где показаны мучения наркотически зависимого человека. За счет наработок моих предыдущих ролей (работаю в дзержинском театре 17 лет) мне удалось убедить зрителей не обращать внимания на разницу в возрасте между мной и моим героем - ему 23 года, а мне - 39. Мне уже приходилось играть наркоманов в нашем театре. У моего героя Зилова в пьесе «Утиная охота», если кто помнит, алкогольная зависимость. Но в «Морфии» тема наркотической зависимости раскрывается глубже, чем в спектаклях, которые я играл до этого.

Сергей Анисимов
"Дзержинские ведомости"

Фото Александра Дворкина

"Морфий" как символ времени

«Давно уже отмечено умными людьми, что счастье – как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы, – как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь!»

Новая интерпретация произведений русской классики через воплощение на театральной сцене всегда связана с общей потребностью в новом осознании вечных художественных образов и идей. Совсем недавно состоялась премьера спектакля «Морфий» в постановке Марии Шиманской в Дзержинском театре драмы. Очень хочется подчеркнуть, что режиссер написала инсценировку сама – то есть она еще создала и метатекстовое пространство, в котором соединились и рассказы из «Записок юного врача», и биографические очерки, и одноименное произведение, конечно.

Спектакль поставлен на малой сцене – и этот факт приобретает некий символический смысл. Зритель находится в непосредственной близости с героями на сцене, участвует и сопереживает. Нет четвертой стены, разрушающей этот диалог. Наоборот, зритель, словно врач, изучает историю болезни Полякова, находясь к ним лицом к лицу – как и положено, из первых уст.

Спектакль Марии Шиманской вообще очень символичен. Его можно разбирать на детали, как части головоломки – и каждый раз находить новые открытия, ходы, ключи к общей идее и проблематике спектакля.

Хотелось бы отметить в первую очередь образ метели, вьюги. Этот символ прекрасно демонстрирует судьбу Полякова - он сбивается с пути правды и истины, теряет внутренний ориентир, по которому можно двигаться вперед. Его поглощает тьма, ветер, вьюга. Это символ духовного распутья, тупика – и дальше мы видим, как герой все более и более становится зависим от морфия. Также мотив метели еще символизирует и то время 1917 года – героев поглощают исторические события, тем самым переворачивая их обыденную жизнь, превращая в спутанное бесконечное действо.

Следующим ярким символом является образ бывшей жены Полякова, которая предстает нам Амнерис – героиней оперы «Аида», возникающий еще в самом начале спектакля. Она олицетворяет выбор, судьбу, гибель – к которой стремится Поляков, то, что его всегда преследует злой рок. В начале спектакля – прошлое ярким шлейфом идет по пятам за Поляковым, мучает его воспоминаниями и останавливает в стремлении жить дальше. Другая Амнерис приносит первый укол морфия – символ будущей беды, предвестие мук и страданий. И, наконец, последняя – приходит в конце спектакля, тем самым предугадывая смерть или олицетворяя ее в настоящем времени.

Образ света и цвета в спектакле поражает своей многомерностью. Мотив свечи, с которой появляется Поляков в начале – символизирует его душу, надежду на новую жизнь. Со свечой ищет его Анна Кирилловна, будто есть еще вера, неугасающий огонь любви, который она несет в себе и который способен вывести Полякова из тьмы. Цветовые решения в спектакле завораживают прекрасной точностью. Черный и красный – появляются всегда вместе с образом Амнерис и символизируют духовный разлад, поиск себя, а после и гибель. Зеленый появляется в опьяняющем и наркотическом состоянии Полякова, а желтый – наглядно показывает его болезненное состояние (именно этот цвет становится чуть ли не основным в начале второго акта).

Пластические решения в спектакле требуют отдельного упоминания. Диалог культурных кодов, осуществляемых между различными видами искусства (в данном случае танец-музыка-театр) – порождает новые смыслы, создает уже известные образы и ситуации в другом свете. Благодаря движению актер может рассказать о том, что в вербальном смысле покажется блекло и неправдиво. Муки ломки, эйфория во время очередного укола морфием, потеря и туманность разума, погоня за призрачным образом жены и прошлой жизни в целом.

Одна из главных заслуг режиссера – так раскрыть потенциал каждого актера. Денис Мартынов играет на разрыв аорты, на разрыв души каждого, кто сидит в зале. На мой взгляд, это его лучшая кульминационная роль, творческая удача и успех. Так показать душевный разлад – в котором и поиск самого себя, и боль от потери любимой, и невозможность смириться с происходящим, и гибель от вещества, который обманчиво дарил надежду на новую жизнь. Безусловно, такая работа над собой требует отдельного «браво!». Екатерина Максименко в роли Анны Кирилловны – как я упоминала ранее, такой чуткий, теплый огонек надежды, света и любви, который пытается пробить брешь в этом темном мире морфия. Вообще весь актерский ансамбль – дышит как один живой организм. Каждый из актеров выкладывается на всю силу, которая только была способна его душа.

После таких спектаклей действительно испытываешь катарсис. После такой талантливой работы режиссера веришь в то, что Гений – не просто слово, а правда, действительность, в которой тебе посчастливилось быть.

Татьяна Водяницкая

Тебя забрасывают в глубокую российскую тайгу, где люди страшнее волков, а за забором открывается дорога в царство смерти. Это сумеречье обнаружилось в Дзержинском театре драмы. Там режиссер Мария Шиманская оттолкнулась от драматической судьбы доктора Полякова, чтобы отправиться в страшное путешествие в ирреальность распадающегося сознания. Рассказ «Морфий» и другие «врачебные» сочинения Михаила Булгакова в очередной раз обнаружили способность подчиняться современному сценическому языку.

И хотя Мария Шиманская вместе с художницей Ольгой Герр решили сохранить реалии булгаковского времени, поддержанные в тексте четким хронотопом, в постановке использованы актуальные сценические средства. Зрители сидят в арьере перед белым полотном, за которым открывается настоящий обрыв – планшет, уходящий в неохватную глубину зрительного зала, превращенного в дорогу среди сибирских сугробов. Благодаря свету, реальный объем скраден, а театральные интерьеры превращены в художественное пространство с такой эффектностью и чистотой, которое редко встретишь. Его иллюзорности доверяешься и не делаешь скидку на условности.

Основной же игровой объем состоит из скромных деталей медицинского оборудования – каталок и шкафов, а также подвижных секций частокола, меняющих ритм пространства. Мгновенное меняются не просто локации, а напряжение и интонация эпизодов, пространство то сжимается, то распахивается, то становится лабиринтом. Частокол с легкостью впускает новых персонажей и «слизывает» погибших.

Мария Шиманская тасует игровые метафоры в пластических решениях с виртуозной натуралистичностью, которую с трудом можно вытерпеть. Многочисленные обитатели этого страшного края света по большей части грубы и невежественны. Жених (Вадим Кузнецов) на пределе физических сил рвется к умершей невесте, погубленную им самим по неосторожности. Бабка в исполнении Зои Морозовой бестолково мечется и причитает над безнадежно больной внучкой, которой врач, по ее мнению, хочет «перерезать горло». Денис Борисов до комичного правдоподобия воплощает тип мужика с сифилисом, не осознающего серьезности своего диагноза и зацикленного на несложном симптоме. Это только лишь несколько ярких вспышек в восхитительной галерее образов, беспощадных в своей органичности и естественности, но при этом страшных, беспомощных, вызывающих раздражение своей дремучестью.

И среди таких диких людей, неспособных изменить заведенный порядок вещей из боли и страданий, живет Поляков Дениса Мартынова. Доктор существует как будто отдельно от этой вселенной. Поначалу на него давит груз предательства из прошлого – он видит триединую Амнерис, которую пела его жена. А затем египетская героиня оборачивается такой же триединой смертью в облегающем черном костюме. Татьяна Зинина, Наталья Дунаева и Мария Шиманская постоянно существует в сложном и изящном пластическом рисунке (хореограф Михаил Захаров), где сочетаются оперная пафосность, ритуальная заклинательность, сказочная зловещесть.

Пытаясь укротить боль от воспоминаний и раздражение от невежества его пациентов, Поляков под действием морфия пропускает и новые отношения. Екатерине Максименко досталась трудная роль Анны Кирилловны – нежной и восторженной женщины, безуспешно пытающейся вытащить возлюбленного из смертного дурмана. Существуя на пределе психического напряжения, переходя от эмоциональной схватки к физической, двое близких и неслышащих друг друга людей лишь еще больше усиливают ужас и боль окружающего мира.

Личная трагедия в логике неумолимой истории сопрягается с катастрофой мира. Оттуда же, откуда приходит смерть, являются революционеры, мало отличимые от мистической тьмы египетской. Они равнодушно перебивают пациентов психиатрической больницы, где к тому времени оказался Поляков. И это не столько какая-то ревизия исторических событий, сколько попытка создать метафору невозможности выбора для человеческих душ, закрытых для света. Мятущийся, рефлексирующий, готовый на самопожертвование, пока не победил наркотик, интеллигентный Поляков не сможет существовать в мире со звериными законами. Зато вот мужики и бабы, способные так ярко, с надрывом переживать свои утраты, будут возникать вновь и вновь. Как мужик у патефона, слушающего мерцающий голосок популярного романса о тройке, мчащейся под диньканье колокольчика.

«Морфий» у Марии Шиманской получился как прививка болезни добровольного отказа от человеческого облика, человеческого существования. Здесь нет утешительной надежды, что каждый способен пережить катаклизмы. Но чувство сопричастности мифологическим проявлениям сознания, правдивости психофизики и поэтичного осмысления страха смерти, подчинения ей, делает зрителей сильнее.

Сергей Козлов,
театральный критик
Великий Новгород