То, что Валентин Морозов именно «Вечер» выбрал для своего бенефиса, не случайно. Из всех его ролей в спектаклях текущего репертуара, пожалуй, только Фома Фомич Опискин из «Села Степанчиково и его обитателей» по Ф.М.Достоевскому мог бы сравняться с Мультиком по глубине, объемности и серьезности. Но Достоевский для бенефисного вечера все-таки сложен, да и премьера прошла уже около 2-х лет назад. А «Вечер» - работа новая, 20 апреля будет всего лишь четвертый показ. Значит еще живо премьерное волнение, не заштампованы эмоциональные реакции, происходящее на сцене волнует и актера, и зрителя.

Простая история о трех стариках, оставшихся жить в заброшенной белорусской деревне, заставляет смеяться и плакать одновременно. В сегодняшнем театре это, согласитесь, явление не слишком частое и от этого особенно приятно, когда оно возникает – в конце концов, любой спектакль создается для зрителя и живет ровно столько времени, сколько он зрителю интересен. И, конечно, особенно ценны актерские удачи. Они тоже, что скрывать, не бывают постоянными. А роль Мультика – удача яркая и несомненная. Так что бенефицианту есть что представить зрителю, есть чем удивить и порадовать.

Мы встретились с Валентином Морозовым, чтобы поговорить о нем, но разговор все время сворачивал на общую театральную проблематику, уходя от личностных оценок и характеристик. Что ж, это, наверное, правильно – актеру трудно говорить о себе. Его оценивает зритель. И проще говорить о театре в целом: ведь он – его часть, важная и неотъемлемая.

- Валентин Михайлович, Вы приехали в Дзержинск 20 лет назад…

- Да. В 1988 году. Тогда в театр пришли Игорь Тарасов, Николай Стяжкин и я. И вот 20 лет работаем вместе.

- Как Вам кажется, за это время театр сильно изменился? Я имею в виду его контакт со зрителями. Он не потерян? Театр всегда понимает своего зрителя?

- Я думаю, что сейчас мы зрителя понимаем и говорим с ним на общем языке. Было время, когда такой контакт терялся. Вот в начале 90-х зритель перестал ходить в театр, мы играли комедию за комедией, но это не спасало.

Хотя для нас 91-й год был интересным – мы со спектаклем «Илья Муромец» гастролировали в Москве, на конгрессе соотечественников, и как раз в это время – ГКЧП. Танки кругом, народ, а у нас представление с конями, мечами… Мы оказались в центре событий….

Ну а вообще, конечно, тогда было сложно.

- А сейчас?

- Сейчас все по-другому. У нас далеко не «коммерческий» репертуар – Гоголь, Достоевский, Шекспир, Дударев… А зритель в зале есть всегда. Значит, ему наш театр интересен.

Конечно, он разный, зритель. И для каждого нужно работать. Я помню, мы в один из сезонов поставили сразу несколько ярко-развлекательных спектаклей – «Лгунья», «Декамерон», а зрители просили чего-то посерьезнее, чтобы не только смеяться, но и думать хотелось.

И еще очень важно, когда актер зрителя понимает. Ведь всегда чувствуешь реакцию зала, идешь за ним.

- Вот я как раз об этом и хочу поговорить. Всегда ли так уж безусловно прав зритель? В погоне за сборами можно уйти в одни «развлекаловки». Но, с другой стороны, если думать только о серьезном репертуаре, зрителя и потерять недолго. Как найти золотую середину?

- Это очень сложно. Но мне почему-то кажется, что мы ее находим. Ведь и классика может быть выстроена так, чтобы происходящее на сцене захватывало зрителя. Вот Достоевский… Уж, казалось бы, куда сложнее. Но у нас шел и «Игрок», и сейчас вот – «Село Степанчиково…». Я считаю это очень удачный спектакль. И зритель всегда хорошо его принимает.

- Я не случайно именно Вас об этом спрашиваю. Сегодня из всего текущего репертуара, кроме очаровательного Дона Оттавио в «Тогда в Севилье…», наиболее глобальные Ваши роли как раз в серьезных спектаклях – Подколесин в «Женитьбе» по Гоголю, Фома Фомич Опискин в том же «Селе Степанчикове», Мультик в «Вечере» Дударева.

- Все дело в жанре. Я считаю, что эти роли где-то на грани комического и трагического. Вот тот же Достоевский. Там такой гротеск! Кто такой Опискин? Да это же артист! Он всегда спектакль играет. Другое дело, почему он стал таким человеком. Его унижали с детства. Кто он? Приживальщик. И вот он стал таким, подчинил себе своих хозяев. И наслаждается этой новой для себя ролью – судьи и вершителя судеб.

- Меня всегда интересовало, как актер может находить в себе те образы, те черты характера, те эмоции, с которыми он выходит на сцену? Ведь инструмент актера – это он сам.

- Когда я учился, педагоги просто заставляли нас наблюдать жизнь. А с возрастом накапливается опыт, появляется жизненный багаж.

Когда начали репетировать «Вечер», то мне даже ничего специально искать не пришлось. Мои родственники по линии матери живут на границе России и Белоруссии, я эту деревню хорошо знаю, и диалект, и особенности поведения. Когда поступал в Орловский институт культуры, активно от этого диалекта избавлялся, а оказалось, что все живо, все хранилось где-то в подсознании. И это, конечно, добавляет достоверности и шарма, если так можно выразиться.

- Вот иногда смотришь на молодых актеров и замечаешь, как они повторяют себя из роли в роль, из спектакля в спектакль… Это от недостатка жизненного багажа?

- А смотрите, что творится на телевидении – из сериала в сериал неплохие вроде актеры нещадно эксплуатируют однажды найденный образ, повторяются бесконечно. Глядя на это, молодой актер невольно начинает подозревать, что так и должно быть, что это правильно.

Хотя я знаю и другие примеры, когда молодой актер активен, он в поиске, не все получается, но факт этой активности радует. И еще что немаловажно. Раньше в театрах подробно работали с гримом, искали внешний образ, внешнее разнообразие. Сейчас все больше приходится копаться в себе. А этого не хочется. Лень. Повториться проще… Вот в чем дело…

- Лень? Актер может быть ленивым?

- Мы все ленивы изначально. Мы люди зависимые. Мы зависим от режиссера. Вот и ждем, что режиссер что-то найдет за нас, выстроит, покажет, объяснит… Хотя, конечно, профессионал не должен лениться. Даже если тебе не нравится роль. Ведь мы ролей не выбираем и не всегда играем то, что нравится… Но надо и в непонравившейся роли найти маленькое зернышко, которое будет тебе по душе, и идти от него. И влюбиться в роль. Тогда все получится.

- Я знаю, что с ролью Мультика Вы были знакомы давно…

- Да, еще в Брянске, в ТЮЗе, с режиссером Ю.М.Березой мы работали над спектаклем «Вечер», и мне была предложена роль Мультика. Там вообще играли только молодые актеры, была такая режиссерская концепция, очень интересная. К сожалению, спектакль не вышел, но вот видите, через столько лет роль меня нашла. И такое бывает.

- Давайте поговорим о «Вечере» подробнее. Вашему герою 80 лет. Вы сами значительно моложе. Проблема возраста не мешала в построении роли? Не было желания «поиграть» в возраст?

- А зачем? Там так много всего интересного внутри, целая жизнь. А внешне? Ну что внешне – зритель посмотрит минуту-другую как ты хромаешь и кряхтишь, и будет ждать глубины. Глубина главнее, я думаю.

- Один из рецензентов написал, что в спектакле актеры забыли о возрасте своих персонажей.

- Мне кажется, важнее то, про что мы играем. А возраст? И в 80 лет люди разными бывают. Что, Мультик не может достать ведро воды из колодца или разрубить полешек? А как же он тогда живет? Один, в деревне, своим трудом, своим огородом, своим хозяйством? Если бы он был немощным стариком, он не дожил бы до своего возраста. Он держится за землю, которая силу ему дает, за работу, за любовь свою неосуществленную. Сколько лет он любил Ганну, и сохранил это чувство. Понимаете, немощность сыграть проще всего, но зачем? И потом, у него есть цель – надо кому-то передать землю, кто-то должен выбирать воду из колодца, значит надо ждать. Сына, внука… И некогда болеть и расслабляться.

- Образ Мультика, его жизненная философия Вам близки?

- Да. Его главная фраза «И сегодня надо жить», становится жизненным принципом. Жить надо, что бы ни случилось.

- Это была трудная работа?

- «Вечер»? Да. И в физическом плане тоже. Нужно было искать особенности походки, жестов, физического состояния. Прожитые годы накладывают свой отпечаток и его нужно показать, а значит найти, сделать своим. Чтобы это было правдой.

Валентин Гафт однажды написал об актерах:

С нами жизнь сыграла шутку злую:

Чужую роль, играешь как свою,

И стало быть свою играешь, как чужую.

- А что было наиболее сложным в репетициях?

- Текст. Он очень пафосный, литературный. Его трудно примерить на себя. Вложить душу в красивые слова, это очень непросто. Ведь мы рассказываем историю не о колхозе, не о неперспективной деревне, а о живых людях, их отношениях, их боли, одиночестве…

- Мне нравится спектакль, и я бы очень хотел, чтобы он дольше жил в театральном репертуаре.

- Я тоже.

- Но я знаю, что вы еще и режиссер. У Вас есть опыт театральных постановок – сказка «Приключения в лесном цирке», спектакль «Как молоды мы были». Нет планов по продолжению режиссерской работы?

- Сейчас у меня очень большая нагрузка – я помощник режиссера, и поскольку в театре нет главного режиссера, на мне лежит ответственность по наблюдению за спектаклями, по их восстановлению, вводу новых актеров и т.д. Этот труд, может быть, и не видный зрителю, но он отнимает много сил и времени. Так что другие планы откладываются на перспективу. Хотя, конечно, очень хочется поработать в этом направлении. И идеи есть. В частности, хотелось бы восстановить такую форму, как театральные гостиные: спектакль в буфете. В свое время мы очень активно в этом направлении работали. Думаю, и сегодня это было бы интересно. И желание у актеров показать свои самостоятельные работы есть, и зрителем, думаю, это было бы востребовано.

- Имеются в виду вечера-развлечения?

- Не обязательно. Скорее наоборот – спектакли-поиски, спектакли-эксперименты. Вы знаете, иногда из этих опытов вырастают интересные спектакли для большой сцены – вот то же представление «Как молоды мы были» изначально готовилось для театральной гостиной. И потом, это очень большой и ценный актерский опыт – работать глаза в глаза, когда зритель не где-то там за рампой, а тут, в полушаге от тебя. Здесь не соврешь и не сфальшивишь. Здесь видно все, и если не будешь «играть сердцем», ничего не получится.

- Если мы завели разговор об экспериментах, то хотелось бы узнать Ваше мнение о современной драматургии? Вам не кажется, что порой очень уж активно эксплуатируется «чернуха»? Можно привести в пример пьесы А.Слаповского, В.Сигарева и других.

- У нас был такой спектакль, как «Детектор лжи» по пьесе Василия Сигарева. Когда мы, первыми в России, только поставили эту пьесу, нижегородские критики нам говорили: «Это не драматургия! Этого не должно быть на сцене, это чернуха какая-то», а сейчас вон Нижегородская «Комедiя» ставит ту же пьесу. Значит, Аман Кулиев опередил тогда время и разглядел интересного драматурга. Так же и с Алексеем Слаповским. Я знаю, что многим не нравится наш новый спектакль «Блин-2», но мне он интересен. Сейчас очень жесткое время и чтобы говорить о нем правдиво, приходится тоже быть жестким. И этим мне и спектакль, и пьеса нравятся. Знаете, от жесткости легче перейти к очищению. Вот в «Детекторе лжи» люди смеются, смеются, а потом понимают: мы такие же за окнами, мы ходим рядом с такими же, так же выражаемся, так же на что-то реагируем. И это понимание многих даже шокирует. До слез. А это всегда ценно.

Наверное, мы коснулись не всех вопросов, ответы на которые зрителю были бы интересны. Но это и хорошо – есть повод продолжить общение. А пока – звонок на новую репетицию заставляет моего собеседника прервать разговор – подготовка к бенефису требует времени. И Валентин Михайлович Морозов успевает сказать только заключительную фразу:

- Очень жду моих зрителей на бенефисном спектакле «Вечер» 20 апреля. Буду рад встрече. И, конечно, жду новых ролей и новых спектаклей.

Что ж, пожелаем актеру успеха.

Александр Михайлов,

15 апреля 2008 г.