Недавно в дзержинский театр драмы пришел новый актер. Вернее было бы сказать - вернулся. Несколько лет назад, совсем недолго, Михаил Тяжев уже работал в Дзержинске. Вернулся не просто так - сразу попал на главную роль Глумова в спектакле Стеблюка «На всякого мудреца довольно простоты» по пьесе Островского.

Тяжев - человек очень сложный: закрытый (хотя почти все время улыбается), слишком неожиданный. Что называется, на своей волне. Наверное, талантливый. И, как любой актер, хочет, чтобы им восхищались, им удивлялись. Хотя говорит, что на известность ему наплевать - кажется, лукавит… Играет, как и каждый актер.

- Миш, как готовились к роли Глумова – герой-то совсем не простой?

Многое взял от Сергея Юрьевича (Стеблюка – авт.). Чтобы помочь, он дал мне лекции грузинского философа Мамардашвили - у меня их девять, я правда прочитал только две. Там много таких классных вещей… Жизненных, которые делают тебя… независимым, что ли?

Многое дал и сам Глумов. Во - первых, это моя первая большая роль. Главная такая. Хотя Глумов у Стеблюка не герой, он не может быть героем. «Ты, Глумов, не такой как они, но ты хочешь понравиться им всем, - говорил мне Стеблюк, - и когда ты залезаешь в это болото, в которое стремился, начинаешь сам себя ненавидеть». Поэтому самый важный - второй акт. Попадая в это общество, приходится быть разным: я то один, то второй, третий, четвертый, пятый...

- В жизни часто приходится подстраиваться под других? Умеете это делать?

- В принципе, да. Знаете, мой Глумов - слабый герой. Какие-то качества для него есть у меня. Но Глумова мы вместе с Сергеем Юрьевичем вынашивали - целыми днями ходили, очень много разговаривали. Он мне дал каких-то новых сил. Ведь когда ты уже умеешь что-то делать, но что-то не получается и есть тот, кто готов тебе подсказать, как это надо делать, это очень хорошо. Так было со Стеблюком.

Спектакль готовили всего месяц, у меня 49 страниц текста. Я просыпался в шесть утра, ложился, не знаю во сколько... Тупо учил роль. Кстати, кое - какие моменты я до сих пор не помню...

- Импровизируете?

- Да, бывает. Сказать, как Островский все равно не получится. Но ведь когда разговариваешь с человеком, понимаешь, чего хочешь от него добиться, в чем смысл вашего разговора. Также и с диалогами в спектакле.

- Со Стеблюком вы работали впервые?

- Да. Вообще-то сначала меня пригласили на роль Городулина, уже во всю шли репетиции. У меня тут кое - какие проблемы возникли… А потом вдруг Сергей Юрьевич предложил сыграть Глумова. Не думал, что смогу. Потому что я в своей жизни видел нескольких Глумовых – в исполнении Арама Карханяна из театра «Вера», который играет просто замечательно, замечательно это делает и Валя Ометов из Театра драмы - просто улет! А я в театре «Вера» играл как раз Городулина.

- О чем пьеса Островского мы знаем, а вот о чем спектакль Стеблюка, как вам кажется?

Все персонажи спектакля - современные люди. Мы играли только ситуацию. Все, о чем написал Островский, часто в жизни происходит. Вот приходит человек на новое место... и такое происходит – жуть! Новенький. Он видит то, что другие не видят, у них глаз уже замусорен, замусолен. А ему хочется понравиться, быть со всеми – не получается. Вот я пришел в театр. Попал на главную роль… Хоть главная роль, наверно, ничего не значит. Вот мы сейчас с вами разговариваем, интервью со мной появится в газете. Такие элементы славы, да? Но зачем мне это? Вот я пришел на интервью в спортивных штанах и в кедах. Все. Мог бы прийти и без носок...

- Почему тогда не захотели фотографироваться в таком виде?

- Не знаю. Но мне по большому счету, на все эти атрибуты, извините за плохое слово, нап - ле - вать. Это я понял, когда в 2004 году ездил в Мурманск, тогда у меня не было ни - че - го. Перед Мурманском заехал в Питер, снимался в Североморске. Там я, кстати, познакомился с хорошим человеком, замечательным актером. Вы его знаете, это Андрей Мерзликин.

- Мерзликин - хороший актер?

- А вы сомневаетесь?

- Просто в каких-то больших ролях я его не видела, не очень воспринимаю таких актеров. Они все сегодня немножко однотипные…

- Это у него просто внешность такая. Я вот тоже на лето подстригусь и буду вылитый уголовник. Вы бы видели его на сцене!

- Вы вместе играли?

- Мы вместе с ним в кино снимались. «Конвой PQ - 17» - он играл капитана, я боцмана. Последняя моя роль - алкоголик в сериале «След». Правда, сцену, в которой я бью своего сына, в фильме нет. И, считаю, это очень хорошо. Не хотелось бы запомниться таким зрителям, чтобы потом про меня также как сейчас вы про А. Мерзликина говорили...

У меня сейчас видок, конечно, тоже не ахти - когда над Глумовым работал, выстриг себе клок, а то как-то все работа не шла...

- Помогло?

- Сергей Юрьевич был не доволен, конечно, но в принципе помогло. Долго не выходил диалог с матерью в первом акте. Моя-то настоящая мать умерла, когда мне было 12 лет, и, может быть, поэтому мне эта сцена давалась сложно - я просто не знаю, как говорят в таких случаях, как разговаривают с матерью. Ну, когда ты, например взрослый, как говорить с мамой, – просто не знаю.

Скоро двадцать лет, как не стало отца... Мне очень хочется съездить на кладбище и посадить цветы. А мне все никак не удается это сделать.

Потом надо съездить в Москву… И еще сына окрестить - ему восемь месяцев уже. Все чего-то не успеваю, а так много надо сделать.

Так бывает, когда выходишь на сцену, думаешь: «я вот так сделаю», а когда так не получается, думаешь - ладно, сделаю потом. А «потом» не бывает. Надо сейчас, в этот момент. Нужно всегда всё делать вовремя.

Со мной такое часто случалось. Например, были хорошие предложения сниматься в кино, а я отказывался. У меня была роль Крота в спектакле Александра Ряписова, хорошая такая ролюха! И тут мне предлагают сняться в кино – я отказался. Жалею сейчас. Но Ряписову очень понравилась моя работа.

- Если бы тебя сейчас поставили перед выбором, что выбрал театр или кино?

- Все-таки театр. Кино, как говорил Ефремов, это "консервы". Можно делать тысячу дублей, все что угодно, но с тем, когда ты стоишь на сцене, это не сравнить. Самое важное - репетиции. Когда ты репетируешь, тогда ты можешь что-то принести в спектакль. Потом, когда спектакль идет, ты делаешь уже только то, что репетировал. Шизофрении уже нет. Это такие ощущения! Для меня это очень важно. Очень важно понять, оценить поступки своего героя, почему он поступает так, а не иначе. Ведь просто так на сцене быть ничего не может. Значит, ты о чем-то должен был подумать, что-то должно было в тебе свершиться. Только тогда это может получиться.

Каждое твое слово несет какую-то энергию... Кстати, хорошее слово «энергия», а поступки уже следствие. Но именно по ним оценивают человека. В тексте, который ты читаешь со сцены, должна быть твоя энергия. Если актер говорит только то, что заучил наизусть, он должен извиниться перед зрителем и отдать ему деньги.

Когда репетировал Глумова, у меня очень болело между ребрами, но сыграл, и все прошло. И в следующий раз, когда буду его играть, будет тоже самое, будет болеть. Энергия не уходит в никуда.

- Ты что-то советуешь своим партнерам по сцене?

- Это зависит от того, в каких мы с ним отношениях. В принципе, в этом ничего зазорного нет, если ты дружишь с человеком, можно что-то и сказать. А если просто так - никогда не скажу, обидится.

Записала Елена БОГОМАЗОВА

Дзержинское время", июнь 2008 г.